Утишение. Лодка, журавль и разговор с Творцом

Хотелось Божественной Человечности.

— Для чего? Чтобы выйти на следующий этаж кругообращений.

тихая рыбалка
Почти мистика

1.

НО ВОТ ЧТО я вам порекомендую, милостивый сударь, или милостивая сударыня: не слушайте вы это интеллигентское нытьё, или совершенно не принимайте всерьёз. Потому что дни наши похожи один на другой только внешне — на самом же деле, внутри них, то есть нас, кипит работа, или идёт борьба за качество каждого нашего последующего шага.

И эта толкотня дней однажды — за кажущимся нашим бездействием — вдруг приносит свои плоды и вдруг, в одночасье, переносит вас на ту самую ступеньку этажом выше, которая нужна вам всего лишь для того, чтобы — со временем — шагнуть с неё на следующую ступень. А затем на следующую и так далее.

Ибо каждый наш прожитый день — это западёнка, в которую мы с вами складываем свои дневные накопления. Они невидимы глазу, их не потрогаешь рукой. Дело ведь здесь вот в чём: однажды вы поставили перед собою задачу — и одну, и другую, и третью, — за которыми и маячит смутно, или ярко, или вполне определённо ваша цель, ваше, как теперь говорят, Целеположение. Но у каждого человека Целеположение своё. И в таком случае мы видим перед собою на примере человечества, известное нам по физике, — хаотическое, или так называемое броуновское движение.

При таком движении нация хиреет, страна в развале и в разладе, ибо надо для хорошего, здорового поспешествования единую цель, оплодотворённую могучей идеей. Единое могучее устремление всех в одном направлении, или хотя бы большинства. И тогда нет невозможного для народа, государства, человека. Совсем не поэтизирую идеологию — всё время хочется быть от неё подальше, а это значит — найти и высвободить время для занятий по душе: для живого настоящего творчества, для познания нового, для путешествий, рыбалки, ягод… Но вот беда: без хорошей, здоровой, мощной идеологии народу не обойтись.

И такая идеология у нас, у человечества, есть! Здоровая, мощная — какую и запрашивали. Я уже говорил вам об этом прежде и не раз, но повторенье — мать ученья, и вот говорю снова: наше теперешнее Целеположение, или идеология — это идея Богочеловечества. И если в двух словах, то это идея, ведущая каждого человека по пути совершенствования к совершенству, к вершинам совершенства. А СОВОКУПНОСТЬ СОВЕРШЕННЫХ ЛЮДЕЙ — ЭТО И ЕСТЬ СОВЕРШЕННОЕ ОБЩЕСТВО, или Общество Справедливости. А совершенство и есть Бог. Совершенство — это знания о природе всего сущего, это положительное мышление, это чистая и бескорыстная любовь всего ко всему. Вы ведь помните из азбучного: Бог — это ЛЮБОВЬ.

Как видите, идеология проста, но если войти в её смыслы по-настоящему — дух у вас точно перехватит. Хотя бы оттого только, что вы… и вдруг можете стать Богом! «Да ни в каком сне!» — воскликнете вы и будете… неправы. Просто нужна работа над собой. Целеположенная, целенаправленная. Но до себя ли! Однако же — смотрите сами. Что может быть приятнее, когда ваши труды над собою однажды начнут приносить плоды…

Я рассказывал вам, да и не раз, откровенно о своих проблемах, открытиях и радостях, а с кем, как не с вами, мой милостивый читатель, я ими и поделюсь и на этот раз?! Тем более что очень уж похожи они на приключенческий роман, где и страсти с борьбой и погонями, где игра в пятнашки с завязанными глазами и прочие разные непонятные штуки, от которых настроение человека шарахается из одной крайности в другую и похоже на небо, на котором всё меняется поминутно, словно в диафильме, где кадры искусственно переводит своею рукою приставленный для этого оператор.

Лодка на озере

Наша задача — привести своё Целеположение к внутреннему его приятию, то есть, избрав для себя главное, этому главному следовать, а все второстепенные дела, как им и положено, перевести на вторые и третьи, и прочие роли. Вот такая напряжённая работа и происходила внутри меня изо дня в день уже долгое время, и не всегда мне было понятно наверняка, выполнит она свою задачу или же останется пилить прежние опилки из прошлого, тогда как прошлое миновало и настойчиво поворачивало наши глаза и ноги в завтрашний день, в перспективу. Предлагая напряжённый каждодневный труд над собой, предлагая преодолеть инерцию мышления…

2.

31 ИЮЛЯ денёк с утра был вялый — дождь, тучи, ветер. И вдруг ветер стих, оставив небо затянутым. Вот она — погода для рыбалки! Всё необходимое по дому к двенадцати дня было сделано, и я в несколько минут завершил все сборы к поездке и отправился в путь. Преодолел всё расстояние до своего озера, где была у меня лодочка на постоянной основе, за час с небольшим, установив личный рекорд скорости. Так всё складывалось хорошо и само собой, что, кажется, и думать ни о чём было не надо — только знай пошевеливайся…

Такие гладкие дорожки приучили меня к мысли, что что-то сегодня должно произойти. Хотя мы понимаем, что что-то происходит всё время, а вот сегодня — должно произойти еще и что-то хорошее, и… необычное. И вот — в затончике, на Старице, где доводится мне весной рыбачить, и мимо которого проходил я теперь на своей лодочке, — вдруг, в паре десятков метров от меня, за моей спиной, словно что-то шарахнулось и обрушилось, и забарахталось, и захлопало, и захлопотало.

Обернулся, глянул — серый журавль на взлёте! Как бы и вам на такое чудо хоть разок глянуть да полюбоваться сблизи! Птица большая, тяжёлая. Чтобы взлететь, ей нужны большие усилия, и траектория её полёта идёт под совсем малым углом, и летит она, прижимаясь к воде, к кустам, сквозь кусты… И вообще она — большая — почти с маленького человека. И вот с такой-то комплекцией ей надо ещё лететь, да в авральном режиме… И вот тут ты и насмотришься на неё, и никогда уже больше картины такой не забудешь.

Глупая, однако. Кто же просил её так беспокоиться, так всполошно бежать от проезжего мирного человека без нужды — что я ей сделаю?! Даже фотоаппарат не успел вытащить, чтобы оставить вам снимок на память. Да какой фотоаппарат! — дыхание перехватило — обо всём позабыл я перед такой красотой, перед таким чудом. Не знаю, почему-то эта птица напоминает мне таинственную летающую женщину — наверное, потому, что у неё длинные — в зимних серых обтягивающих шерстяных штанах — ноги. Но, скорее всего, напоминание это — от её особой беззащитности, слегка похожей на неуклюжесть. Но, скорее, дело даже не в этом…

Думая о женщине даже вообще, я придерживаю дыхание, словно инстинктивно желаю перед нею поклониться. Ибо не своею даже волею — это происходит во мне само собой — и я вижу её великий и многотрудный путь в Вечности, где и приняла она свои каждодневные — великие и подчас немыслимые — испытания. Они и составляют её неумолчный и беззаветный подвиг, неостановимо ведущий её к Великой Судьбе, ведущий к Величию. И в какие-то моменты я начинаю ощущать их совокупное присутствие, от которого душа моя начинает сначала ныть, а потом и петь, и над собою самим возвышаться — тоже, словно птица — благодарная, тронутая до глубин.

Русские красоты

Знаете, в такие минуты, как теперешняя, мне кажется, что женщины со временем тоже станут летать и в чём-то очень существенном будут на журавлей похожи. В чём и как? Да вот и подсказка: образ этот сложился не просто так — мы ведь сколько угодно видели с вами крылатых ангелов и архангелов. Вот я и говорю, что скоро у лучших из земных женщин такие крылья появятся — как у ангелов и святых. Только произойдёт это в новой мерности… В которую мы уже вошли и которая немыслимо обещает.

А ещё в этой птице — кто слышал её клик, тот знает — сидит какая-то большая Великая Судьба, и клик этот её вызывает такую же ответную за неё тревогу и какое-то сверхчеловеческое сострадание. И страдание за всех, кому в этом мире непросто. А кому просто? Проще сказать — это любовь: вот что это такое. Что же касается любви, то обеспокоило меня то, что летит она одна, тогда как журавли обычно живут и летают парами. Словом — целая история. Но то, что они, журавли, да, кстати, и цапли, вот уже несколько лет как появились в наших местах и здесь прижились, — хорошая примета…

3.

ПОРЫБАЧИЛ неплохо и плохо. Сначала погода была мягкая — безветренная, без солнца — то, что надо. Вот тут и поклевало, и даже щурёнок залетел в мой садок. А потом снова начался ветер — с порывами, с рваными солнечными просветами — и рыбалку можно было бросать. Нашёл, однако, малый, почти безветренный закуток в конце озера — и он тоже, на общем фоне развивающегося ветреного беспредела, сколько-то порадовал. А потом пошли мощные тучи с молниями и — следом — настоящий ливень.

Рыбака ливнем не напугаешь — он к нему готов. Сапоги-болотники, накидка с капюшоном — всё, что для такого случая надо, есть. И сладкий чай в термосе с крепкой заваркой. Одна сплошная романтика в чистом виде. Прошёл по лугу от озера километра полтора — а травы почти в рост — вымок с ног до головы. Так ведь и это тоже — хоть и маленькое, но приключение, и тоже — романтика!..

Представьте себе: за озером — вплотную — бор, а перед ним — пойма в виде большой луговины шириной метров четыреста, а затем — луг — ещё с километр. И эта луговина с травами в рост человека, и луг — с травами чуть покороче — напоены влагой, и всё сверкает, и сверкает так, что ты поневоле стараешься разглядеть товары в этой алмазной лавке природы, и на всё это сто раз виденное всё равно смотришь чрезмерными глазами.

Да что луговина!.. Вы бы только видели, какое было небо перед дождём на озере! Я ведь рыбачу без оглядки. Рыбалка, брат! Оглядываться некогда — это всегда каждосекундный труд и напряжение — тем более, когда ветер. Тут и лодку надо держать на месте, и заброс сделать точный, и не шевелиться, и не делать лишних движений, тем более резких, и подсечку не проморгать во время волны…

Тучку эту я за своею спиной не увидел, а спиною её только почувствовал, и даже уже над головой у себя — да и то только тогда, когда прозвучал звонок из дома и предупредил: у нас гроза. Глянул — и увидел: прямо над моей головой висела могучая туча и наливалась чернотой на глазах. Её поддерживал огромный, в половину неба, дождевой тёмно-синий фронт, сгущая обстановку.

Далее картина уплотнялась, словно кто-то нарочно решил и здесь показать мне что-то из ряда вон. Эта мощная туча стала сворачиваться, словно шерстяное одеяло, словно кулёк для конфет в сельповской лавке, представляя собою в эпицентре что-то сильно угрожающее. Это очень походило на смерч, который здесь, у нас, я видел только раз в жизни, да и то уже очень давно. Но тогда в его эпицентре, в который мы попали, ничего не было видно даже в двух метрах. Но, слава Богу, смерч этот не достиг земли…

А сейчас, здесь — вот оно! То-то грянет! И я вспомнил про фотоаппарат и бросился всё это поскорее заснять. Тут-то и грянуло, и молния тоже была хороша. Вот тогда только я спохватился и спешно стал доставать из рюкзака накидку, и всё равно не успел. Небо показало свой характер и в этот раз. Словом, всё было отменно прекрасно.

Но только что вышел я на Старицу к своей другой лодочке, — как выглянуло солнце, и всё, что только что произошло — от бури на озере до рая на реке — было настолько контрастно, что показалось, что дождя с бурей только что не было, а был какой-то всего лишь краткий эпизод, вырванный из другого времени. И то время, в которое я после этого попал, тоже было другим, и никто не знал, что за новый эпизод здесь меня поджидает, и показалось даже, что этот новый эпизод уже начинался, и был как раз диаметрально противоположен предыдущему…

4.

ВОТ ТУТ-ТО чаёк с бутербродами мне и пригодился. Направил лодочку по течению, а сам — за трапезу. А она, трапеза-то, — хороша, да как же к месту! Не жизнь, а сплошное счастье. А много ли надо для него человеку?! И когда плывёшь по реке, это ощущение усиливается кратно. Усиливается движением, потому что попадаешь как бы в красивый калейдоскоп, в котором всё меняется каждую секунду, где одно превосходнее другого, и оттого бытие твоё в данный момент приобретает особый вкус и смысл.

Но я ведь не рассказал вам самого интересного. Когда после дождя солнце вызолотило мокрое лицо мира, мир сам удивился себе, заглянув в зеркало. Вот это, скажу я вам, была для меня фотосессия! Мир ликовал, мир был прекрасен. И это прекрасное, усиленное повсеместным сиянием от дождя, отражалось в реке. Река же — в свою очередь — плавилась красками отражения, усиленная бликами от небольшого внутреннего волнения, и давала эти блики на берега, и всё это качалось и перемигивалось, и светилось, и двигалось — в том числе и на берегу — в виде бликов от воды. И это всё сверкало и, будто дитя, смеялось от радости. Всё это было похоже на карнавал света и цвета, похожий на Праздник Природы, на который меня сознательно пригласили.

Кто пригласил? Да Тот, кто заведует всеми этими красками мира, и всеми сияниями и отражениями, ибо всё, что живёт и сияет, отражается и радуется, сотворено Им — нашим Создателем. Да. А вот теперь, как вы понимаете, действительно — самое главное… Ибо в какой-то пиковый момент моего восторга сознание моё расширилось, и душа освободилась от всего прежде её угнетавшего, потому что получила от всего только что сказанного самое настоящее ПОТРЯСЕНИЕ. Но это было не всё. И мне — в этот момент — пришлось следить и за тем, что началось у меня ещё и в самом себе.

Вдруг я почувствовал, как пространство вокруг меня, но прежде всего во мне самом, раздвинулось, и сам я тоже, вместе с ним, вырос до его пределов, чьи пределы были невидимы. И всё это происходило для того, чтобы сразу же затем перейти в моё сердце. Мало сказать, что сердце моё освободилось от всего беспокойного, привходящего, мелкого и суетного, и все только что описанные потрясения от чудес природы отошли на восьмой план, потому что пришло — ИНОЕ.

В него вошли мир, любовь и тепло, а ещё, я бы сказал, — пришло внутреннее равновесие. Я бы ещё сказал — внутренние КРОТОСТЬ и ПРИМИРЕНИЕ всего со всем. Я бы даже сказал — пришло УТИШЕНИЕ. А что есть утишение? Это состояние, которое утишает сомнения и метания, примиряет нас с реальностью и подтверждает полное доверие к Богу. Более того — налаживает наш взор и наше сердечное движение прямо к Нему — к сердцевине всего сущего. А затем и окончательно приводит на ПУТЬ ПОСТУПЛЕНИЯ В БОГИ. Да ведь, просто-то если сказать, — всё, что мы ни делаем, и есть путь в Боги, а значит — в Бессмертие. И наоборот. Всё остальное — наш выбор.

5.

ИТАК, действие продолжалось… Ничему не успевал я давать имена, потому что только успевал быть и чувствовать, чтобы из происходящего ничего не упустить, и всё, что со мною происходило, понять и почувствовать правильно. Ибо это было для меня очень важно, потому что — на данный момент — важнее ничего уже не было. Потому что Тот, Кто со мною сейчас говорил, говорил не словами, а говорил со мною через мои ощущения той энергетики, которая от Него исходила и в которой заключалась информация. Что это за ощущения и что за информация?

Я, как и многие другие, кто ждал часа, когда начнутся вокруг нас и внутри ощутимые и видимые изменения на границе двух взаимопроникающих ныне эпох, кажется, этого часа дождались. И я почувствовал, но сначала догадался, что пространство, которое меня полностью в себе растворило и вместе меня заполнило, было одновременно и той Сущностью, которая им, этим Пространством, управляла. Логично? — Да.

Да, это был Создатель — тот самый, Единый и Единственный, который есть Всё и Всюду. Таким образом, мы, вместе с Ним, оказались здесь, как я понял, для диалога — чтобы лучше понять и почувствовать друг друга, ибо в этом диалоге возникла необходимость. Но более всего — требовалось расставить некоторые точки над «i».

Чтобы сказать об этом состоянии совсем просто, нужно сказать, что мы были в том Пространстве, которое так и называлось — ЛЮБОВЬ. Что еще? Это было ощущение Света, в котором я тоже находился. Но не яркого и ослепляющего, а тёплого Света — внутри меня и вокруг. Это ощущение тоже было мягкое и ровное, и понимающее. Словно в минуты отдохновения у камина и под торшером — в благостном тепле и уюте. Так начался наш мысленный диалог. Но если сказать точнее — это был диалог восприятия на уровне эмоциональных ощущений и едва явленных мыслеобразов.

Я выразил свою радость — оттого, что это, наконец, произошло, и наша встреча состоялась, и теперь, наконец, и прежде всего в наших взаимоотношениях, появится определённость. Она была на данный момент необходима мне, как кислород больному, и хороша тем, что это напряжение мне требовалось снять и получить освобождение от своих сомнений и метаний. Потому что вот уже года три я жил в их великих и могучих тисках, о чём уже и говорил в своих новеллах и читателю, и Ему Самому, напрямую — на озере Светлояр, в июле 2015-го и ранее, называя причины этих сомнений и беспокойств.

Но вот ведь: всё же Он Сам пришёл ко мне на помощь, чтобы сказать, наверное, что прощает мне мои сомнения, потому что все они — родом из прошлого. А прошлое предстояло закрывать, чтобы оно не отвлекало нас более от нашего Будущего, в котором всё иное, и потому его, Прошлое, как существо, себя уже полностью, или, скорее, почти исчерпавшее, сегодня нужно было уже просто оставить в покое. Но как это сделать?

И это моё прошение о прощении было очень похоже одновременно и на покаяние. И Он мне это подтвердил — как принятый к сведению и свершившийся факт. Я почувствовал, что Он был со мною терпелив, был ко мне расположен и, как я понял, был настроен на мир и рассчитывал на устраивающие нас обоих результаты диалога.

6.

ЭТО ОЗНАЧАЛО, что я был Ему нужен. Надо ли говорить, как нужен был мне Он?! Ведь я-то в Его наличии и верховном руководстве всем и всеми не сомневался. В чём вопрос? Мои сомнения заключались в том, что, как мне казалось, Он был чрезмерно строгим, а порою и жёстким по отношению к нам, человекам, озвучивая в своих регулярных посланиях землянам наши недостатки и пути их устранения, требуя от нас дисциплины, привлекая нас к решению своих, а стало быть — и наших совместных задач. И всё бы это было нормально, если бы в них не звучали регулярно предупреждения и угрозы наказания, в том числе и наказания самого крайнего.

Честно говоря, я никак не мог поверить, что Отец может разговаривать так с детьми, и относил эти угрозы скорее на неточность перевода. Равви может любящий отец держать своих детей под страхом, чтобы внушить им хорошее и благое?! Мне казалось, что нет. Ведь известно: пружина, которую сжимают, всегда расправляется. В то же время — кто такой Бог? Это всё мы — ведь Он состоит, как соборная Сущность, из всех нас сразу и нам подобных. А потому и методы Его исходили от всего Соборного Разума…

В то же время перспективы, которые Он перед нами открывал и озвучивал, были немыслимо прекрасны и далеко превышали мои собственные. Поскольку над ними, в многолетних своих мечтах и трудах, размышлял и я. Мы совпадали с Ним в основном, а именно: в том, что сейчас единственный путь спасения человечества от себя самого — это построение Общества Высшей Справедливости, построение Богочеловечества — ЧЕРЕЗ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ КАЖДОГО ИЗ НАС.

Только осознание этой необходимости объединит большинство людей планеты и позволит нам всем выйти из глобального тупика. Но преодоление тупика — всего лишь одна сторона дела. Самое главное — после этого для каждого человека, при его желании, открываются потрясающие перспективы. Возможность свободного творчества на благо общества, долголетие, а в перспективе — и бессмертие. Разве не об этом мечтает каждый из нас с юности?! Мечтает тысячелетия — в сотнях и сотнях своих воплощений в теле…

Далее. Нам запрещена была критика иерархов, стоящих над нами. Но если всё так жёстко там, наверху (а сказано не нами, что «внизу то же, что и вверху»), то что же остаётся делать людям, как не говорить друг с другом языком силы и диктата, наследуя пример «старших»? Так думал и чувствовал тогда я, а, честно говоря, ХОТЕЛОСЬ ИНОГО. ХОТЕЛОСЬ БОЖЕСТВЕННОЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ. Как вверху, так и внизу.

Однако в чувство меня приводило то, что Создатель у нас один на всех, и это НАМ следует подлаживаться под Него, а не Ему под нас. Так говорил Он Сам. Он напоминал, что со своим Уставом в чужой монастырь не ходят. Но если эволюция имеет смысл — так думал я тогда, так думаю я и теперь — то, чтобы расти всем, тогда и Ему тоже придётся кое в чём к нам прислушиваться. Со временем эта моя точка зрения во мне утвердилась.

Но весь этот блок сомнений долгое время изнурял и подтачивал, и ослаблял меня изнутри, держал в напряжении. Потому что я не мог и не хотел поступаться своими принципами, ибо полагал, что, поступившись ими и раз, и два, и три, к этому отступничеству быстро начнёшь привыкать и постепенно научишься сдавать свои позиции, и, наконец, можешь потерять себя окончательно. А ведь это дары и качества даны нам Богом же — как наши стержневые личностные качества, как стержневые жизненные устои — как главные личностные характеристики и приметы. Одним словом: сдавать позиции легко — восстанавливать трудно, почти невозможно.

С другой стороны, я понимал, что задачи, которые мы совместно с Ним решаем, требуют дисциплины от нас, Его будущих помощников, Его команды, и, стало быть, — требуют определённых жертв и уступок и от нас. Требуют работы над собой. Требуют перемен в нашем сознании. И это неотъемлемая, другая часть компромисса, который не может быть односторонним. А ещё я попросил у Него для себя поддержки и защиты от регулярных нападок тёмных сил, и особенно одного конкретного «нападанта». Что, как я понял, Он тоже мне пообещал.

Вот в таком ключе мы с Ним говорили, и я понял так, что Он принимает мою компромиссную позицию — в том числе ещё и потому, что я не отказываюсь работать над собой в означенных направлениях. Ведь я должен был понимать — если уже не головой, так сердцем, — что на данный момент именно я представляю собой несовершенство, от которого требуется одно: САМОСОВЕРШЕНСТВОВАТЬСЯ ДО УРОВНЯ БОГОЧЕЛОВЕКА. Вот и всё.

По сути дела, что требовалось от нас по отношению друг к другу? Друг другу не мешать делать каждому свой труд в соответствии с задачами единого для всех Целеполагания. Кажется, на таком варианте мы и остановились. Он его принял, ибо расстались мы на хорошей ноте, и весь этот вечер, и ночь, и следующий день я жил в состоянии душевного подъёма и светлых перспектив впереди — как для меня лично, так и для всего человечества.

И вот в этом самом месте мне и хотелось бы поставить точку в долгой моей истории о долгом и трудном пути к Богу, который, конечно же, не кончается. Что хотелось бы добавить в виде завершающей картинки к нашему повествованию, чтобы не закончить наш разговор на слишком деловой ноте? У таких и подобных знаковых встреч в виртуальном мире есть одна удивительная особенность: они сохраняют своё присутствие в нашей зрительной памяти — и прежде всего в памяти ощущений — на очень долгое время, а некоторые из них — на годы, на целую жизнь.

Так вот… На другой день после этой встречи у меня — в какой-то момент, спонтанно — возникло желание уточнить ещё раз, или подтвердить: а была ли она, эта встреча, на самом деле, и не была ли она плодом моего восхищённого состояния на фоне разыгравшейся природы? И тогда мысленно я просто вернулся сознанием в то вчерашнее место и время, желая посмотреть нашу лодочку, в которой мы вчера плыли, со стороны. И вот что оказалось. Я увидел себя с вёслами впереди, а на заднем сиденье — Его. Его — в виде светлого туманного облака, несколько перекрывавшего размеры лодочки.

А ещё я обратил внимание на то, что лодочка моя — с Его стороны — ощутимо просела кормой в воду. Сразу-то этого я и не заметил. И сам я тоже был, частично, внутри этого полупрозрачного облака…

И, чуть забегая вперёд. Несколько раз с тех пор бывал я в этих местах, и каждый раз та самая птица — большая и тревожная, словно летающая женщина — перелетала мне дорогу к дому, да, обычно обратную дорогу, и даже в густых сумерках, — словно пытаясь мне что-то сказать, может быть — от чего-то уберечь…

Мир вам, Свет и Любовь!

Leave a Comment