Новогодняя история в военном санатории: воспоминание о Юле и Тамаре
Встреча перед Новым годом
Та встреча случилась накануне Нового года. Я возвращался домой после того, как расстался с Тамарой, и некоторое время перед глазами стояла её сестрёнка.
Нет, я вовсе ни о чём таком крамольном — вроде попытки с нею познакомиться — не думал. Но вспоминать её, юную, ладную, было по-своему приятно.
И вот я снова увидел эту милашку. На этот раз она была не одна. Рядом с ней шла женщина постарше — причём не только постарше Юли, но, пожалуй, и меня.
После бурных взаимных поздравлений с Новым годом Юля вдруг сказала мне и моему приятелю:
— Пойдёмте к нам в гости. Это здесь, недалеко, прямо на территории санатория.
Попутчик, мой товарищ по бесцельному брожению, стал делать какие-то знаки, а потом шепнул, что не пойдёт неведомо куда. Я попытался объяснить, что сестру этой девушки прекрасно знаю, но убедить его не смог и решил отправиться один.
Да и, по правде сказать, отлично, что так получилось.
Приглашение в барак для сотрудников
Я забежал в номер за шампанским и отправился в неизвестность. Подруга Юли шла впереди, а мы с самой Юлей — следом. Юлечка взяла меня под руку как-то очень близко и тесно…
Юлина подруга, как оказалось, работала в нашем военном санатории и жила на его территории — в большом бараке для сотрудников, где у неё была квартира из двух комнат, кухни и прочего нехитрого быта.
Снаружи барак был самый обычный, таких тогда по стране стояло ещё немало. Из небольшого коридорчика — вход в квартиру. Самая простая, но удивительно чистая и опрятная. Маленькая кухонька, всё прочее — возле неё, и две комнаты.
Одна — прямо, побольше, гостиная. Дверь в другую, чуть левее, явно вела в спальню. Хотя ко всему здесь больше подходили уменьшительные названия — спаленка, кухонька, комнатка.
Ёлка, шампанское и первое напряжение
Я сбросил шинель и помог снять пальто Юле. Хозяйка, её подруга, держалась независимо и моих ухаживаний явно избегала.
Мы прошли в гостиную. В правом углу стояла неплохо наряженная ёлка. Посреди комнаты — обычный круглый обеденный столик. Слева вдоль стены — тахта с подушками.
Я поставил на стол бутылку шампанского. Хозяйка подала бокалы и ушла на кухоньку к напомнившему о себе шипящему чайнику.
Мы с Юлей сидели рядом, но не слишком близко. Я никак не мог выработать стиль поведения: не понимал, зачем вообще эти две барышни пригласили меня, если одна из них вскоре ушла укладывать дочку и, судя по словам:
— Ну ты, Юль, тут командуй сама. Развлекай гостя,
— возвращаться к нам уже не собиралась.
Шампанское ещё оставалось, но пить не хотелось. Да и чувствовалось, что у Юли были несколько иные планы.
Музыка, танец и неожиданный поцелуй
Юля встала, подошла к тумбочке с радиолой, включила музыку и, широко раскинув руки, повернулась ко мне, как бы приглашая к танцу.
Я поднялся со стула и сделал шаг к ней. Она подалась навстречу, прильнула и с размаху скрестила руки у меня за спиной.
Самая обычная юношеская стойка для танцев, которые давно уже перестали быть просто танцами и превратились в узаконенные публичные обнимашки.
Я не успел толком отреагировать на её жест, как ощутил губами её губы. Долгий, неожиданный поцелуй. Потом она вдруг оторвалась от меня и, кивнув на тахту, спросила:
— Ты ляжешь со мной?
Вот это вопрос. Вот это предложение. Весь вечер она не переставала меня удивлять.
Ответа она не дождалась — я просто не успел. Но, видимо, всё прочитала на моём лице и в моих глазах.
Темнота, игра и сдержанность юности
Юля отстранилась, быстро достала из тумбочки бельё и застелила тахту. Затем молча подошла к двери, закрыла её и щёлкнула выключателем.
В первые секунды наступила кромешная тьма. Я на ощупь нашёл тахту. Юля уже сидела на ней и шуршала одеждой.
Сбросив китель, который мешал своей жёсткостью, я протянул руки, чтобы участвовать в завораживающем действе — освобождении прелестной барышни от её весьма будоражащих одеяний.
Мне до сих пор слабо верилось в происходящее. Юная, обворожительная Юленька — та самая барышня, которую при иных обстоятельствах пришлось бы «штурмовать» не один день и без гарантии успеха, — сама предложила то, о чём обычно мечтают такие молодые люди, как я.
Не скрою, я волновался, всё ещё ожидая какого-то подвоха или шутки — возможно, не очень доброй.
Юля снова прижалась ко мне. Мы всё ещё сидели на тахте. Она нашла губами мои губы, а мои руки нашли ровно то, что обычно ищут в начале пути к заветной цели.
Под широкой ладонью я почувствовал волшебное, упругое изваяние с твёрдым камешком на вершине. Вторая рука медленно поднялась от колен, но была остановлена её рукой — не резко, не грубо, а очень нежно и деликатно.
— Не спеши, — шепнула она. — Надька, небось, ещё не заснула.
Я и сам уже с трудом не спешил. В юности, даже в ранней молодости, мы часто более сдержанны, чем в зрелом возрасте.
Тогда действует привычка тех лет: не всегда удаётся быстро добиться желаемого результата. Работает внутренний тормоз, не позволяющий лишней дерзости и силы. Часто предметы обожания просто по жизненным обстоятельствам не предполагают «быстрого штурма». Да и опыт ещё не тот…
Гейне, Тютчев и философия возраста
Как прав Генрих Гейне в своём стихотворении:
Юность кончена, приходит дерзкой зрелости пора,
И рука смелее бродит вдоль прелестного бедра.
Да, в зрелости многое проще, но вот это «но» поэт показал особенно ярко и точно:
Но в блаженствах упоенья прелесть чувства умерла.
Где вы, сладкие томленья, робость юного осла.
Впрочем, насчёт «сладких томлений» можно и поспорить — уже словами Фёдора Тютчева, который в молодости дружил с Гейне:
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.
Робость юного «осла» тогда ещё сдерживала мои порывы. К тому же нужно было как-то быстро — не отпуская Юленьку из объятий — освободиться от всего того мануфактурного груза, который сковывал движения.
Игра Юли и неожиданный поворот
Разобравшись с формой, я уложил это восхитительное существо на спину. Глаза уже чуть привыкли к темноте, и на проступающем во мраке стройном, совершенном произведении природы я различил более светлую полоску на талии.
Коснулся её, потянул вниз, почувствовав под пальцами ребристость, оставленную резинкой. Но Юля снова сдержала мой порыв, отвела руку и, приподнявшись, потянулась ко мне за очередным поцелуем.
Снова обняла, снова крепко прижалась, но в самые заветные недра не пустила. И вдруг смешливым голоском прошептала:
— Иди к Надежде. Она сказала, что, если не придёшь, вообще прогонит в санаторий.
— Зачем мне к ней? Не хочу.
— Вот сейчас дочка уснёт, она зайдёт и погонит тебя. Иди, пока не поздно.
Честно говоря, мне не хотелось отрываться от этого чуда, трепетавшего в объятиях. Но и перспектива оказаться ночью за закрытыми дверями корпуса тоже не радовала. Лезть через лоджию, рискуя упереться в шпингалет?
Юля повторила уже серьёзно:
— Ну иди же…
Пришлось встать и отправиться в соседнюю комнату.
Разговор с Надеждой
Я подошёл к кровати и усомнился в серьёзности Юлиных слов. Подруга спала вместе с дочкой. Тем не менее я всё-таки дотронулся до её плеча.
— Ты чего? — спросонья удивилась Надежда.
— Юля сказала, чтоб я шёл к тебе, иначе ты меня вообще прогонишь…
— Иди, не мешай спать. А то дочку разбудишь. Вот будут у тебя дети… Юлька выдумщица. Вот я ей завтра задам. Иди, иди…
Я не стал дожидаться повторения и вернулся в гостиную.
Юля, едва я вошёл, снова начала ёрничать:
— Ну что, прогнала? А как побежал-то к ней, как побежал! Я просто проверить тебя хотела. Всё с тобой ясно…
Шептала какие-то заковыристые словечки, но чувствовалось, что делает это просто так, ради игры.
Я снова обнял её, осторожно навалился, стремясь достичь давно желаемого результата, и снова она, смеясь мягким грудным смехом, ловко парировала все мои попытки.
Пока я ходил, она успела снять и последний элемент одежды — тот самый, что белел на талии. И всё равно продолжала игру.
Очевидно, эта игра доставляла ей особое удовольствие. И только под утро она сдалась.
То, что я тогда почувствовал, было невообразимым, волшебным и словами едва ли передаваемым.
Потом мы заснули в обнимку, и разбудил нас голос хозяйки:
— Вставайте, сони, завтракать пора.
Надежда хоть и обещала «задать» Юле за ночные шутки, но о том, что было, даже не заикнулась.
Утро, чай и внезапное появление Тамары
Мы сели пить чай. Я уже подумывал, что пора возвращаться в санаторий, но медлил, размышляя, как бы назначить встречу этому волшебному созданию по имени Юлечка.
Никак не удавалось улучить момент, когда останемся наедине.
И тут в дверь постучали. Надежда пошла открывать, и я не успел и рта раскрыть, как в комнату вошла Тамара.
Немая сцена? Не ждали? Возможно. А возможно, Юля просто знала, что сестра зайдёт после дежурства.
Не меньшее удивление можно было прочитать и на лице самой Тамары.
— Ты? — спросила она, словно не веря своим глазам. — Ты как здесь оказался?
— Мы вчера случайно встретились, — поспешила пояснить Юля, — ну я и сказала, чтоб сегодня утром заглянул, тебя увидеть. А то вы как-то потерялись.
Я не успел ничего добавить. Юля подхватила:
— Только что зашёл… Мы вчера столкнулись на набережной, ну и пригласили. Ты же собиралась к нам после дежурства.
О том, что Тамара должна придти, Юля мне не говорила. Я понял: она хочет скрыть от сестры то, что случилось ночью.
О, женщины! Сплошные ребусы и головоломки. Возможно, это было обычное сестринское соперничество.
Свободный номер и ночи с Тамарой
Я стал собираться. Тамара, по-прежнему с подозрением оглядываясь, вышла за мной, и мы договорились о встрече в тот же вечер. Я пригласил её в свой номер, пояснив, что остался там один. Она согласилась.
К тому времени в санатории произошло кое-что важное для развития наших отношений.
Корпус закрывали на ремонт. Закрывали постепенно: отдыхающим позволяли дожить до конца путёвок, новых не заселяли. Оставшихся переводили в другие номера, по мере освобождения — видимо, начинали подготовку к ремонту с верхних этажей.
Мой сосед Владимир перебрался в другой номер, к нему никого не подселяли. Наши «деды» разъехались. А у меня появился новый сосед — мужчине было уже за тридцать. Он положил вещи и сразу объявил:
— Ночевать тут не буду. Женюсь. Здесь, в городе, невесту нашёл и ночую у неё. В санаторий только на процедуры прихожу, да на обед, пока она на работе. Потом опять к ней. Так что распоряжайся номером.
Ну, я и начал распоряжаться.
Вечером мы встретились с Тамарой и повторили всё то, что уже однажды делали. Как-то незаметно научились обходиться без посторонней помощи.
Я подсаживал её на лоджию, сам спокойно шёл за ключом. Если на дежурстве была молоденькая, обязательно в шутку приглашал её в гости — заранее зная, что получу отказ. Потом шёл к себе, и мы с Тамарой оказывались наедине.
Скрипучая кровать, матрас на полу и последние денёчки
В первый же вечер выяснилась одна не слишком приятная деталь: кровать была отчаянно разболтанной и скрипучей. Пришлось сбросить матрас на пол.
Подробности тех упражнений уже выветрились из памяти, хотя события двух-трёхлетней давности, бывшие до этого, помнились куда отчётливей. Но главное запомнилось: было очень хорошо.
Хотя, если сравнивать, всё-таки, наверное, лучше было с Юлькой.
Жаль только, что до конца путёвки оставалось уже немного времени.
Мы проводили ночи напролёт вместе. Под утро я провожал её, возвращался и либо залезал в номер через лоджию, либо входил через главный вход, как будто только что вернулся с ранней прогулки.
Многие тогда вообще не ночевали в санатории и появлялись ближе к утру. Ночью корпус закрывали, и каждый выкручивался, как мог.
Новое знакомство за столом
Вспоминались последние дни.
Надо же, именно под занавес моего пребывания в санатории ко мне за стол подсадили молодую женщину — мою ровесницу. Довольно миловидную.
Мы быстро нашли общий язык, даже выбрались на прогулку в горы — вернее, во взгорки, что поднимались в сторону, противоположную крепости.
Снега уже не было. Пожухлая трава, голые деревья. Моя спутница неожиданно заговорила о муже, о том, как скучает по нему. Говорила, что так скучает, что каждый вечер плачет.
Тем не менее на прогулку пошла и довольно спокойно принимала незначительные знаки внимания — поданную вовремя руку, поддержку за талию на крутых участках.
А между тем оставались последние денёчки моего санаторного романа и лейтенантских каникул.
