Я не верю в чертей в религиозном смысле. Не верю в рогатых существ, шепчущих человеку на ухо. Но в человеческой жизни, как ни странно, демоны всё-таки встречаются. Они ходят в очках, носят форму, сидят в кабинетах и заполняют бумаги. Их настоящее имя — злоупотребление властью и произвол начальства.
Три демона моей жизни
Первый демон — учитель или человек при власти в школе, который способен одним унизительным приказом запустить страх перед учёбой. Второй — командир в военном училище, чья власть превращает курсанта в нарушителя. Третий — следователь, для которого бытовой случай становится удобным поводом для давления. Все трое действуют по одному принципу: есть слабый, есть власть, есть произвол.

Первый демон: колонна, смола и страх школы
Первый класс. Торжественная линейка, речи, обещания светлого будущего. Родителей рядом нет — ушли на работу. Я стою у колонны у входа в школу и разглядываю засохшие капли смолы на белой поверхности. Летом ремонтировали дорогу, асфальт брызнул, смола вросла в штукатурку.
Ко мне подходит взрослый — по виду учитель. Лицо злое, взгляд тяжёлый.
— Это ты сделал?
— Нет, не я.
— Немедленно стирай. Как хочешь. Хоть ногтями.
И я, первоклассник, начинаю ногтями отскребать засохшую смолу с колонны. Это больно, бессмысленно и физически почти невозможно. Но спорить с «начальством» я не умею, заступиться некому. Так выглядит злоупотребление властью в школе в самой примитивной форме: взрослому нужно наказать кого-то, и удобной жертвой становится ребёнок, оставшийся один.
На следующий день я в школу не пошёл. И на следующий тоже. Учиться я любил, читать умел, русский язык знал хорошо. Но страх оказался сильнее. В итоге меня оставили на второй год не из-за неуспеваемости, а за непосещаемость.
Формально всё выглядит мелочью: «проблемный ребёнок, задержался в первом классе». По сути это первый резкий поворот: другой класс, другие дети, другой темп взросления. Первый демон тихо сместил траекторию моей жизни — и сделал это именно через маленький, но очень наглядный школьный произвол.
Второй демон: морозный плац и гауптвахта
Школу я всё-таки закончил нормально и решил пойти по стопам отца-военного, поступил в военное инженерное училище. Учёба шла легко: физика, математика, геометрия — всё то, что нужно будущему военному инженеру.
Но военное училище — это не только лекции и лабораторные работы. Это плац, строевые смотры, наряды, караулы. В тридцатиградусный мороз мы отрабатывали строевой смотр. На курсе около двухсот человек, с самыми разными характерами.
Командир курса почему-то выделяет именно меня. Вытаскивает из строя и объявляет, что я якобы нарочно порчу строевую подготовку и подбиваю товарищей делать то же самое. С этого момента он начинает систематически меня «добивать»: взыскание за мелочь, наряд за пустяк, каждое мероприятие — повод для очередного наказания.
Так выглядит произвол командиров в армии в миниатюре: когда личная неприязнь или прихоть маскируются под «работу с нарушителем», а курсант превращается в удобную мишень. Формально всё в пределах устава, по сути — злоупотребление властью и воспитание страхом.
В финале — гауптвахта. Там ты перестаёшь быть курсантом и становишься просто нарушителем. Объявленные десять суток легко превращаются в двадцать: вместо занятий и лекций — копание траншей, грязная работа, мелкие унижения. Пока твой курс осваивает профессию, ты отрабатываешь роль «плохого солдата».
В итоге меня отчисляют не за неуспеваемость, а «за недисциплинированность». Формулировка, которая перечёркивает военную карьеру. Это уже не случайный эпизод, а точка слома: второе насильственное вмешательство в мой жизненный план, которое вполне укладывается в понятие произвола начальства.
Третий демон: телевизор, пожар и кабинет следователя
После армии я вышел на гражданку и устроился работать в небольшую лабораторию по ремонту радиоузлов. Радиоузел в советской деревне — серьёзная инфраструктура: он держит на себе несколько посёлков, вовремя включает и выключает вещание.
Параллельно я, как человек, с детства увлечённый радиотехникой, подрабатывал ремонтом телевизоров. Это было полулегально — частное предпринимательство в СССР официально не приветствовалось, — но по сути я просто менял детали и брал деньги за комплектующие.
У одной пожилой женщины стоял цветной телевизор. Типичный продукт эпохи: ненадёжная начинка, лотерея качества. В блоке строчной развёртки был умножитель напряжения — деталь на 15 киловольт, склонная к отказам и даже возгоранию. Я заменил его на новый, купленный в магазине. Логика подсказывала, что он должен хотя бы какое-то время проработать.
Через полторы недели умножитель взорвался, телевизор загорелся. В огне сгорели занавеска, стол, диван, но дом устоял, хозяйка не пострадала. Неприятный, но бытовой случай.
Решить его можно было по-человечески. Но хозяйка пошла в милицию.
Первый следователь оказался нормальным. Разобрался: я взял только стоимость детали, не завышал цену, не наживался на чужой беде. Состава преступления нет — и он собирался дело закрыть.
И вот тут судьба делает странный поворот. Следователь выходит, спотыкается, падает, ломает обе ноги и надолго выбывает из системы. Его дела, в том числе моё, переходят к другому человеку.
Новый следователь — и есть третий демон. Для него это уже не бытовая история, а удобный случай «навести порядок». Я вдруг оказываюсь не мастером, чья деталь могла оказаться бракованной, а подозреваемым, на которого можно давить. Страх, ощущение полной бессилия перед властью — всё это бьёт намного сильнее, чем формальные постановления.
Так проявляется произвол милиции: когда система не защищает слабого, а использует ситуацию как повод для демонстрации силовой вертикали. На бумаге — работа по закону, в реальности — очередное злоупотребление властью, которое превращается в личную травму.
В какой-то момент я начинаю бояться всего, что связано с милицией: разговоров, проверок, кабинетов. И парадоксальным образом иду служить туда сам — будто пытаясь спрятаться внутрь системы, чтобы избавиться от страха.
Третий демон не просто скорректировал мой курс, он надолго определил моё отношение к власти, к риску и к самой идее «ответственности».
Люди, система или всё-таки демоны?
Если убрать слово «демон», картина выглядит вполне приземлённой.
Во всех трёх эпизодах есть три общих элемента.
Власть над уязвимым.
Ребёнок без родителей рядом, курсант в жёсткой военной иерархии, одиночка-мастер без юридической защиты. В каждом случае тот, кто сверху, свободен решать, как именно реализовать свою власть — и слишком легко выбирает произвол.
Произвол вместо справедливости.
Меня наказывали не за реальные, доказуемые проступки, а за удобные поводы: смолу, которую я не наносил; «нарочную» плохую строевую подготовку, которой не было; бытовую поломку детали, за качество которой отвечает завод, а не мастер. Это классические формы злоупотребления властью, будь то школа, армия или милиция.
Отсутствие апелляции.
В каждой ситуации не было механизма защиты: ни независимого разбора, ни адвоката, ни честной комиссии. Есть только вертикаль: сверху — человек с полномочиями, снизу — тот, кто обязан подчиняться. В такой системе произвол начальства не исключение, а часть конструкции.
С точки зрения социологии и психологии это не мистика, а закономерный результат сочетания личной жестокости (или равнодушия) и неограниченной власти. Но переживаются такие эпизоды именно как столкновение с чем-то бесчеловечным, чуждым. Отсюда и образ демонов.
Зачем всё-таки говорить о «демонах»?
Слово «демон» в этом рассказе — не богословие, а диагноз.
Оно подчёркивает несколько вещей.
Чуждость и холод.
Когда взрослый заставляет ребёнка содрать ногти об колонну, командир сознательно выталкивает курсанта на гауптвахту, а следователь превращает бытовую историю в орудие давления — это уже не просто «строгость», а злоупотребление властью и демонстрация силы ради самой силы.
Непропорциональность последствий.
Для «демона» это один эпизод, одна подпись, одно взыскание. Для того, кто снизу, — изменение всей биографии: повторный первый класс, сломанная военная карьера, многолетний страх перед силовыми структурами. Произвол власти почти всегда недооценивает цену, которую платит подчинённый.
Ощущение чьей-то чужой воли.
Когда несколько раз подряд в поворотные моменты жизни появляется фигура, которая резко ломает твой курс, трудно не задуматься: это просто статистика или что-то похожее на «сценарий»? Ответ каждый выбирает сам. Я фиксирую только внутреннее ощущение: иногда люди с властью действительно ведут себя так, будто их послали не помогать, а ломать.
Что делать, если вы столкнулись со злоупотреблением властью
Эта история — не инструкция, но из неё можно извлечь несколько практических выводов для тех, кто сегодня сталкивается с произволом начальства в школе, армии, на работе или при общении с силовыми структурами.
1. Фиксировать факты.
Любое злоупотребление властью начинает выглядеть иначе, когда появляются записи, документы, свидетели. Даты, фразы, приказы, фамилии — всё это важно. Память склонна размываться, бумага — нет.
2. Не оставаться в одиночестве.
Произвол почти всегда опирается на изоляцию жертвы. Важно искать тех, кто готов хотя бы выслушать: товарищей по службе, коллег, родственников, учителей, не вовлечённых в конфликт. Иногда один поддерживающий взрослый или один честный офицер может частично компенсировать ущерб от «демона» наверху.
3. Использовать формальные механизмы защиты.
Жалобы, обращения, комиссии, общественные организации — всё это не даёт гарантии, но создаёт контур ответственности. Даже если система сработает не идеально, сам факт попытки сопротивления важен и для самоощущения человека, и для будущей оценки ситуации.
4. Отделять свою ценность от чужого произвола.
Важно помнить: произвол милиции, командования или школьной администрации говорит о системе и конкретных людях, а не о ценности того, кого они давят. Чужая власть не равна правоте, и уж точно не равна истине.
Не всегда есть возможность победить демона. Но почти всегда есть возможность хотя бы зафиксировать факт его существования и не принять его взгляд на себя как единственно верный.
Личный вывод
Для меня эти три демона — три человека с полномочиями, которые не сочли нужным быть людьми. Один запустил страх школы. Другой обрубил военную карьеру. Третий сделал так, что я годы боялся любого разговора с милицией и в итоге пошёл служить туда, чтобы спрятаться внутри системы.
Но эту историю важно видеть шире. Каждый, кто имеет власть над чужой судьбой — учитель, командир, следователь, начальник, — в какой-то момент решает, кем быть: человеком или демоном. Иногда достаточно одного унизительного приказа, одного несправедливого взыскания, одного «дела для галочки», чтобы чужая жизнь резко свернула в сторону.
Если в нашей реальности и существуют демоны, то это как раз те, кто забывает: перед ними не объект воспитания и не «единица личного состава», а живой человек с длинной и хрупкой биографией, которую очень легко покалечить одним-двумя «служебными решениями».